Усталость овладела им, погрузила в сон, во что-то более глубокое, чем сон.

Он смотрит из здания, сквозь полузакрытое ставнями окно. Ночь. Светлая лунная ночь, так светло, что бегущие по небу облака отбрасывают тусклые тени даже в темноте. И что-то там сверкает. Что-то сверкает.

Рядом стоит человек, что-то бормочет, объясняя, что там сверкает. Но Шеф не нуждается в объяснениях. Он сам знает. Тяжелое ощущение предопределенности овладевает им. Он знает, что на него надвигается поток ярости. И обрывает объяснения.

– Это не рассвет на востоке, – говорит Шеф-который-не-Шеф. – Не дракон летит, не крыша этого зала горит. Это блеск обнаженного оружия, это идут враги, чтобы захватить нас во сне. Развязана война, которая погубит все человечество. Вставайте, мои воины, помните о мужестве, стерегите входы, сражайтесь, как герои.

Во сне он ощущает за собой движение, это встают воины, хватают щиты, обвязываются поясами с мечом.

Но во сне и за пределами сна, не в зале, не как часть этого героического сновидения, которое разворачивается у него перед глазами, он слышит могучий голос, такой голос не может исходить из человеческого горла. Шеф знает, что это голос бога. Но не такой голос мы приписываем богу. Не полный достоинства и благородства. Голос насмешливый, сардонический, полный тайного смеха.

– О полудатчанин, который не с полудатчанами, – говорит голос. – Не слушай храброго воина. Когда начнутся беды, не сражайся. Прижимайся к земле. Ищи землю.

Шеф проснулся сразу, ощущая в ноздрях запах горелого. Несколько секунд, отуманенный усталостью, мозг его не мог уйти от этого факта: странный запах, что-то едкое, словно смола. Но где может гореть смола? Вокруг движение. Топот ног окончательно привел его в себя. Люди в палатке хватали брюки, сапоги, оружие – все в полной темноте; за палаткой виднелся огонь. Шеф неожиданно понял, что слышит непрерывный гул. Крики, треск бревен и поверх всего – звон металла, звуки ударов лезвия о лезвие и лезвия о щит. Шум битвы.

Люди в палатке кричали, сталкивались друг с другом. Снаружи слышались крики – крики на английском и всего в нескольких ярдах. Шеф неожиданно понял, что могучий голос по-прежнему звучит в его ушах. Он бросился на землю, пополз подальше от стен. И тут стена палатки лопнула, ее разорвало острие копья. Молодой викинг, проводник Шефа, повернулся к нему, ноги его запутались в одеяле, копье попало ему в грудь. Шеф схватил падающее тело и укрылся им, вторично за несколько часов чувствуя, как конвульсивно дергается человек, от которого уходит жизнь.

И тут вся палатка рухнула, по ней пронеслось множество ног, копья били вниз, в запутавшихся в ткани людей. Тело в руках Шефа дернулось снова и снова; из темноты в дюймах от него раздавались крики боли и страха, лезвие вонзилось в землю, оцарапав колено Шефа. Неожиданно ноги исчезли, мимо Шефа поток тел и голосов вылетел на дорогу, снова послышался звон металла и крики в десяти ярдах в сторону центра лагеря.

Шеф понял, что происходит. Английский король принял вызов викингов, напал на их лагерь ночью и каким-то чудом – благодаря хорошей организации или из-за самоуверенности противника – прорвался через ограду, пробивался к кораблям и палаткам вождей, убивая по пути как можно больше запутавшихся в одеялах воинов. Англичане двигались к центру и к реке. Шеф схватил брюки, сапоги и пояс с мечом и мимо трупов своих недавних соседей выбрался на открытое пространство. Оделся и побежал, низко прижимаясь к земле.

Никого ближе двадцати ярдов от него не было. Вокруг упавшие палатки с телами под ними, некоторые слабо зовут на помощь или пытаются встать. Англичане рубили все, что движется. Они оставили мало живых.

Прежде чем викинги придут в себя, соберутся, нападающие проникнут в сердце их крепости, и битва будет безвозвратно проиграна.

Вдоль всей линии берега огонь и дым, огонь охватывает все новые и новые просмоленные корпуса, поднимается по мачтам. В огне видны скачущие демоны, они бросают копья, размахивают топорами и мечами. В своем первом натиске на корабли англичане, должно быть, встретили слабое сопротивление. Но викинги, расположенные у кораблей, быстро пришли в себя и начали отчаянно защищать своих морских коней. А что происходит у палаток Рагнарсонов? Неужели наступил нужный момент? Шеф размышлял спокойно и сосредоточенно, в его расчетах нет места сомнениям. Подходящий ли момент, чтобы попытаться спасти Годиву?

Нет. Очевидно, идет битва, обе стороны яростно сопротивляются. Если викинги отобьют нападение, Годива останется в прежнем положении, – рабыней, наложницей Айвара. Но если нападение удастся, если он спасет Годиву...

Он побежал, но не в сторону сражения, где полувооруженный человек не найдет ничего, кроме быстрой смерти; он побежал в противоположном направлении, к ограде лагеря, где пока еще тихо и темно. Но не совсем. Шеф вдруг понял, что битва идет не только возле него, но и далеко, во всех направлениях вокруг ограды. В темноте пролетали копья, горящие стрелы вонзались в бревна ограды. Король Эдмунд вел одновременное наступление со всех направлений. Каждый викинг устремлялся к ближайшему опасному месту. И к тому времени, как они поймут, где действительно нужна их помощь, король уже либо выиграет, либо проиграет битву.

Как тень, Шеф пробежал к загонам рабов. К нему из темноты устремилась фигура, бедро окровавлено, в руке длинный меч.

– Fraendi [друг], – сказал этот человек, – помоги мне, останови кровотечение...

Шеф ударил мечом снизу вверх, повернул меч, извлек его.

Один, подумал он, перехватывая длинный меч викинга.

Охрана загонов оставалась на месте, стражники собрались тесным строем перед входом, намеренные противиться любой попытке прорваться внутрь. Вдоль всей ограды загона торчали головы рабов, те пытались понять, что происходит. Шеф перебросил длинный меч через ограду и одним гибким движением последовал за ним. Кто-то из стражников заметил его, крикнул, но движения не было. Не зная, что делать, стражники не решались отойти от ворот.

Вокруг фигуры, дурно пахнущие, цепляющиеся. Шеф выкрикнул ругательство на английском, оттолкнул их. Длинным мечом разрезал кожаную веревку наручников ближайшего, сделал то же самое с кандалами на ногах, передал меч в освобожденные руки.

– Освобождай других, – приказал он и тут же повернулся к соседнему, вытащив из ножен собственный меч. Рабы увидели, что происходит, протягивали руки, подставляли кандалы, чтобы было легче резать. Через двадцать ударов сердца освободился уже десяток рабов.

Ворота распахнулись, стражники решили войти внутрь и отыскать пробравшегося туда. Как только показался первый викинг, его схватили за ноги и за руки, кулаком ударили в лицо. Через секунду он лежал на земле, топор и меч у него отобрали, из темноты на него обрушился град ударов. Шеф лихорадочно резал кожу, неожиданно увидел своего сводного брата Альфгара, тот смотрел на него с удивлением и гневом.

– Мы должны забрать Годиву.

Альфгар кивнул.

– Иди со мной. Послушайте, вы, остальные, у ворот много оружия, прорывайтесь на свободу. Те, у кого есть оружие и кто хочет сразиться за Эдмунда, через стену и за мной.

Шеф сунул меч в ножны, ухватился за верх ограды, вторично мощным рывком перемахнул через нее. Мгновение спустя показался Альфгар, он еще не пришел в себя от неожиданного освобождения, а дальше десяток полуобнаженных фигур устремился из-за ограды. За ними еще. Кое-кто тут же растворился в темноте, другие с гневом обрушились на стражников, которые все еще не могли пройти через ворота. Шеф с десятком последователей побежал назад между палатками.

Повсюду валялось оружие, оно лежало там, где его выронили убитые. Груды тел нагромоздились за ночь. Шеф откинул клапан палатки, перепрыгнул через труп, схватил копье и щит. Несколько мгновений разглядывал последовавших за ним людей, а они в это время вооружались. В основном крестьяне, решил он. Но рассерженные и отчаянные, вышедшие из себя из-за того, что случилось с ними в загоне. Но вот этот, передний, у которого на руках перекатываются мышцы, ведет себя как воин.